Внимание княжны практически нахрапом захватил новый, пусть и эпизодический, герой приключения на Торговище – унтер-офицер, примечательный для юной Софьи Сергеевны уже тем, что возвышался над статскими, благодаря военному обмундированию, приводившему Соню в восторг, будь то простые двубортные мундиры из темно-зеленого сукна рядовых пехотинцев, лихие доломаны и ментики гусар, расшитые рядами шнуровых петель и галуном или строгие, но богато украшенные шитьём по воротнику и обшлагам мундиры генералов с эполетами кручёного золотого жгута и увенчанной бикорном с плюмажем головой. Оболенская с нескрываемым любопытством рассматривала мужчину от блика на носке его сапога до белой с оранжевой полосой макушки чёрного высокого султана на кивере. Он представился Михаилом Ивановичем Шуриновым, коих вместе с ним в полку было ещё двое, однако, в отличие от Петра Николаевича Шуринова, служившего нынче в чине напитана и бывшего четыре года назад батальонным адъютантом Екатеринославского гренадерского полка при штабе Дмитрия Сергеевича, молодой Шуринов, числившийся под порядковым нумером «2-й», не мог осознать всей радости спасения не просто неуловимой юной нереиды, а племянницы генерала Дохтурова. Унтер-офицер простого склада, урождённый в одной из деревушек близ Ельца, находился в заметном смущении, он старался казаться строгим, не поддаваться на болтовню Лупыбатько и, сжав губы, отводил взгляд, когда княжна с лёгкой беспечностью обращалась к нему.
- Что же Вы стоите, месье Шуринов? – нахмурив лобик, вдруг заявила Софья Сергеевна, с видом суровым и строгим под стать самому унтер-офицеру. Несколько мгновений тому ей прямо в плечо угодил снежок, которыми перекидывались ребятишки, занимая себя потешными боями, пока их матушки с видом деловых матрон толпились под пёстрыми ятками. – Не видите, это же наглейшее нападение на особу княжеского рода! – с надменным театральным возмущением добавила Софи, разве что не упёрла руки в боки для пущей грозности. Михаил Иванович интуитивно потянулся к эфесу, но так и застыл в смятении глядя на неразумную детвору и воинственную мадемуазель Оболенскую, не понимая, чего именно от него ожидают. Софье, которой сухое обращение Шуринова и его отстранённая угрюмость не понравились сразу, насладилась сполна возможностью сбить вояку с толку. Решив, что с Михаила Ивановича довольно, она разом изменилась в лице, став не заносчивой холодной луною, а ясным задорным солнышком. Она звонко рассмеялась, потянувшись к островку ещё не затоптанного снега, сминая его в неряшливые комья:
- В атаку! – скомандовала она, посылая снежный залп в ответ пронырливой детворе, которая, будто стая воробушков, порхала с места на место, выскакивая то тут, то там. Зосим заохал, разогнал молодняк, погрозив кулачищем, за что получил укоризненный взгляд Оболенской. Шуринов на шутливую баталию не поддался, за что разом удвоил ранг своего занудства в глазах раздосадованной Сонечки, которая вдруг задумалась о скорой встрече с самим военным губернатором расчудесного, будто расписной ларец с драгоценными инкрустациями, города, отчего лицо её стало ещё более радостным и мечтательным. Она воображала, как сделает реверанс, насколько склонит голову при разговоре, как стоит держать руки и каким образом должно лежать складками платье и редингот, дабы увенчать пасторальное очарование младшей княжны.
Из неги волнующий фантазий Софью Сергеевну выхватила накатившая буря ласк старшей сестрицы, которая оказалась рядом столь стремительно, что Соня с удивлением сомкнула ответные объятия, удивляясь той ажитации, в коей пребывала Вера.
- Вера, вам с тётушкой не следовало беспокоиться, я просто немножко прогулялась рядом, - слукавила Софи, не желая признаваться даже собственной сестре, что попросту потерялась. Сделав глубокий вдох, она положила ладони на плечи Веры Сергеевны и с видом полнейшего восторга, который так и горел в глазах, начала быстро тараторить, выдавая сбивчивые сгустки впечатлений, приподнимаясь на носочках в такт слов:
- Вера! Ты бы только видела! Там такое! Поднос! Золотой! А фонтан! Без воды, но…ах, если б летом! Ещё серьги жемчужные капельками с изумрудами, можно я куплю? Говорят, у императрицы Жозефины точь-в-точь такие же! Я умру, если они не станут моими! Правда я раздала все свои деньги на паперти бедным…но это ведь хорошо? Ах, Вера! Вера! Мне погадала настоящая цыганка! Знаешь, что она сулила мне?! – Соня норовила вот-вот лопнуть или задохнуться в пылу воодушевления, - Что ждёт меня червонный Король в казённом доме! – Софи закатила глаза и томно вздохнула. В это мгновение за спиной старшей из барышень показался светловолосый мужчина в генеральском мундире со сверкающими на солнце орденами и алой лентой через левое плечо, всем видом своим он напоминал льва, перед коим пресмыкалось разномастное зверьё. Софи подняла взгляд с ревностной досадой наблюдая, как тот обходительно набрасывает на плечи Веры соболиную шубку. Чтоб старшая Оболенская, да обскакала сестрицу в обществе не абы кого, а военных высокого ранга! Взгляд юной княжны едва заметно обидчиво похолодел, она отступила от сестрицы пару шагов, рассматривая или, если начистоту, любуюсь величавым спутником Веры Сергеевны, который поспешил представиться, но был прерван неугомонным Зосимой Капитоновичем, который так и норовил урвать внушительный куш, перечисляя все свои заслуги по сохранности мадемуазель Оболенской, приукрашивая до неузнаваемости, впрочем, Софье до его россказней дела уже не было, к тому же половину мовы было не разобрать. Соня старалась не задерживать взгляд на Верочке, будто та нарочно забрала у младшенькой самый вкусный леденец, дабы не травить душу, она принялась глядеть по сторонам забываясь в новой волне упоения радостью, поскольку столько военных разом, а уж тем более гусар, она ещё никогда не видала. Софи снова сменила гнев на милость, с природным кокетством улыбнувшись стоящим чуть поодаль адъютантам, и невольно зарделась, поймав взгляды и улыбки. Этого было достаточно, чтобы позабыть об обиде, потому Соня, вновь мягкая и добродушная, легко пожала ладонь сестры, как бы в благодарность за заботу, а также делясь заинтригованным взглядом по поводу высокопоставленного знакомца Веры. Благо, довольный Лапыбатько не стал изводить присутствующих своими излияниями, будто хитрый кот, налопавшийся сметаны вдоволь, как только ему отсчитали положенное, почесал в толпу, только его и видели. Софи успела поправить капор, перезавязав бант под подбородком поаккуратнее и уложила пшеничные букли по сторонам лба, покусала губки, чувствуя себя более чем готовой к знакомству, а когда генерал назвался, обомлела от счастья, приседая в ответном реверансе, ощутив, как жаром волнения обдало всё её хрупкое тело, робея из-за французского, высокого чина и возраста военного губернатора.
- Ваше Высокопревосходительство, - выпрямившись, она посмотрела в глаза Михайло Андреевичу, сопоставляя реальный облик с тем образом, который обрисовался в её головушке по дороге в Киев со слов Марьи Петровны, находя его соответствующим всем лестным описаниям тётушки, - видно, Ваш фонтан и вправду творит чудеса, если судьба моя удостоилась личной заботы самого генерала Милорадовича. – заговорила она, поборов первое смущение, поскольку в сущности своей, княжна была скорее из бойких, порой слишком простодушно открытой и прямой, что иное особенно изысканное и чопорное общество могло счесть за дурные манеры, искусство вить хитрые светские разговоры, коему надеялась научить племянницу Дохтурова, надеясь подготовить к будущности придворной, давалось Соне через раз. Никак не удавалось ей обрести возобладание разума над эмоциями и чувствами. Коли Софья была к кому благосклонна, познает тот всю щедрость её ласки, а уж коли ненавидела, так изведёт без всякого притворства, - всё читалось на её живом личике и в словах без обиняков, а актёрские изыскания оставались лишь подспорьем для капризов и дурачества. Обращение «дитя» и слова о наказании из уст генерала покоробило Соню, которая считала себя уже взрослой мадемуазель и желала, чтобы все относились к ней с должной серьёзностью, впрочем, немое негодование не успело донестись до Михайло Андреевича, который поспешил угостить барышень. Пока наливали пряный напиток, Соня тайком поглядывала на Милорадовича, почему-то задумавшись над его словами и молчаливо обращаясь к генералу, рассуждая сама с собою: «Семья моя волновалась, а Вы? Хоть немного? Ах, отчего бы Вам волноваться, Вы ведь совсем не знаете меня…Отчего же мне кажется, будто я знаю Вас? О, право, я знаю! Тётушка будто маслом написала Ваш портрет в моей душе…И я помню каждый мазок, каждое слово.» За этими мыслями княжна даже не заметила, как в руках её оказалась кружка, из которой взвивался в воздух пряный пар. В экипаже, слушая планы на Киев мадам Дохтуровой, Софья Сергеевна думала о том, как её представят хозяину города на каком-нибудь балу в роскошной золочёной зале и быть может, она даже удостоится чести станцевать с генералом тур мазурки или хотя бы попасть счастливой случайностью в котильоне на пару кругов вальса с военным губернатором. Всё в этих мечтаниях было иначе, но нынешние обстоятельства, обрушившиеся так внезапно, не умаляли теперь радости.
- Мерси, - пролепетала Оболенская-младшая, вкушая сладкий напиток, горячий и пряный, согревающий и успокаивающий. Соня, наконец, совладала с собой, потому на последний вопрос Михайло Андреевича она решила ответить без прежней скромности, решив, что, пока Марьи Петровны нет рядом, можно немного посвоевольничать.
- Сани…променад, - задумчиво пробормотала младшая княжна, взвешивая слова без особенного энтузиазма. Она снова огляделась, задержав взгляд на спешившихся гусарах, один из них держал за уздцы двоих лошадей, грандиозная идея вдруг загорелась в глазах Софи, - верхом! Да, я бы предпочла прогулку верхом, с позволения Вашего Высокопревосходительства, - с довольной уверенной улыбкой заключила Софья Сергеевна, которая уже чувствовала, что крепко получит за это предложение от сестры.
