Летом светало рано. В уединенном мирке сельской усадьбы утро наступало примерно одинаково. Сначала замолкали ночные звуки, становилось очень тихо, и сонную землю сковывало блаженное предрассветное безмолвие. Затем над горизонтом занималась тонкая нежно-розовая полоса зари, река вздыхала дуновением прохладного свежего ветра. Он будил кипарисы, кипарисы будили птиц, их первые трели звенели в саду, и только потом, где-то на другом берегу реки начинал истово горланить невидимый обитателям виллы петух.
На этот раз все было иначе.
Беспорядочная стрельба оглушительным грохотом рассыпалась со стороны дороги и покатилась в сад, мешаясь с человеческими криками. Только некоторые из них были осмысленными и напоминали приказы, большей частью голоса возвещали о страхе, растерянности или и вовсе окончании чьей-то жизни.

В тот краткий остаток ночи, что ненасытные любовники приберегли себе для отдыха, рядовому Шабо ничего не снилось. Он слишком устал. Но выстрелы мгновенно поднимали его на ноги всегда, не важно, полного сил или смертельно уставшего, здорового, больного, трезвого или пьяного… Долгая война успела просочиться под кожу молодого бретонца, впитаться в плоть и разум одновременно ядом и страстью: тот, кто однажды солдат - солдат навсегда.
- Что такое? А? На нас напали?!
Вырванный из теплых объятий графини, слетевший с кровати не осознанно, а повинуясь обостренному инстинкту выживания, Огюстен спросонья еще не очень хорошо соображал. Понимал, что надо скорее собираться, быть готовым ко всему прежде, чем враги застанут его врасплох. Но не помнил, в какой последовательности стоит все проделывать, и с чего, собственно, начинать. Со стороны суетливые попытки одновременно запрыгнуть в штаны, найти за креслом саблю и еще разок напоследок расцеловать синьору, выглядели чрезвычайно уморительно, но почему-то никому не было смешно.
Большая ваза за туалетным столиком, которую Шабо толкнул в спешке, упала на бок и раскололась, мокрые цветы разлетелись по полу.
- Проклятье! Даже тревоги не было... Куда смотрели пикеты… - возмущенно восклицал француз, в сердцах махнувший рукой на попытки найти сапоги: голенище одно торчало из-под кресла, но где второй - одному богу ведомо. - Да ведь они дрыхли, вот незадача! Ты… Ты, главное, ничего не бойся, - вновь склонился он к Аде, с торопливой нежностью погладил растерянную женщину по щеке. - Тебе ничего не угрожает. Я скоро вернусь.
Выстрелы предостерегающе громыхнули под самыми окнами.
- Или… нет, - заключил Огюстен прямолинейно.

- Там идет бой! - для рядового все происходящее было предельно ясно, и досконально разбираться в том, что происходит, он не имел намерений. Солдаты воюют, командиры думают, - такова незамысловатая тактика всякой войны.
- Я не могу прятаться здесь, пока мои товарищи сражаются, - пояснил Огюстен  виновато, чувствуя в этот момент ответственность не только перед однополчанами, но и перед дамой, которую он сбирался оставить одну в тот момент, когда обстоятельства не гарантируют ее безопасность. Эта необходимость выбирать была непривычной и сбивала юношу с толку.
«Что бы ни случилось, лучше, чтобы меня тут не было», - ему пришлось напомнить самому себе, что графиня - знатная дама, итальянцы держатся в стороне от конфликта, и самое лучшее, что он может сейчас сделать для прекрасной женщины, подарившей ему такую же прекрасную ночь, это немедленно исчезнуть из ее спальни. Чтобы ни в случае их победы, ни, тем более, в случае поражения, в глазах окружающих синьору Тебальди ничего не связывало с французами.
- Прости…
Вчера, осыпая красавицу поцелуями, он мысленно обещал себе, что будет послушно исполнять все ее прихоти и желания. Но при свете дня бретонец понимал, что первую же просьбу, - просьбу остаться, - он исполнить не сможет.

С саблей в руке, - притащить на свидание ружье Шабо вчера не догадался, о чем сегодня даже слегка сожалел, - он распахнул окно. Среди цветущих кустов мелькали синие мундиры его соотечественников и белые австрийские, последних было неприятно больше, и Огюстен предположил, что австрияки нагрянули со стороны дороги и теперь теснили уцелевших пехотинцев Крюжона к реке. На посыпанной гравием дорожке, где еще вчера юноша крался с бело-рыжим кабанчиком наперевес, австрийские пехотинцы добивали штыками раненого. На стук распахнувшейся рамы они дружно подняли головы, вскинули ружья…
Грохнули выстрелы, Шабо что-то с силой толкнуло в бок, и вместо того, чтобы, как он собирался, спрыгнуть в сад, бретонец свалился обратно в спальню графини.

Отредактировано Augustin Chabot (2016-12-15 04:55:45)

Самым первым и самым сильным чувством, которое испытал Шабо в момент выстрела и последовавшего за ним падения, действительно, было удивление. Уж больно неожиданно все произошло. В ответ на вопрос графини, он, прислушавшись к себе, решил, что явно не умирает, и осторожно сел, прижимая ладонь к левому боку.
- Надо же, какие меткие!
На белой рубахе француза быстро расползалось алое пятно, и со стороны это выглядело пугающе. Но на самом деле ранение оказалось пустячным, пуля оставила длинную царапину на боку молодого человека, не причинив ему никакого особого вреда, кроме кровопускания. Хотя, прицелься австрияк на три дюйма правее, свинцовый гостинец угодил бы рядовому прямиком в живот, обеспечив долгую агонию и мучительную смерть.
- Пустяк, совсем не больно, - принялся успокаивать он Аду. - Надо только остановить кровь. А потом я уйду.
Теперь уже Огюстен не спешил ввязаться в бой. Даже короткого взгляда на происходящее оказалось достаточно для того, чтобы понять, что на этот раз воинская удача безоговорочно на стороне австрийцев. Если только немедленно не произойдет чуда, вроде появления на дороге французской армии. Но молодой бретонец совершенно на это не рассчитывал.
Может, кому-то из его товарищей и повезет спастись, спрятавшись в парке или переплыв на тот берег. Может, нет.
Но вот что делать ему самому?
Выходить и сдаваться?
Насколько он знал, австрийцы не церемонятся с французскими солдатами, к стенке, и весь сказ.
Спрятаться на вилле?
Если его найдут, неприятности будут не только у него, - что очевидно, - но и у обитателей виллы.
Решительно, дело оборачивается до крайности неприятно.
- Будет очень плохо, если меня станут искать и найдут тут, в доме. Постараюсь выбраться на улицу. А там будь что будет.
Огюстен облизал губы. Его начинала мучить жажда.
- Послушай, я знаю, что наши все равно сюда вернутся, а у меня есть кое-что, что я не хочу оставлять австриякам. Ты не могла бы спрятать несколько бумаг, а потом… отдать их кому-то из французских офицеров?

Отредактировано Augustin Chabot (2016-12-16 06:05:19)

- Спасибо тебе, - Шабо благодарно поцеловал руку Ады, она уж сделала для него куда больше, чем то, на что он мог рассчитывать. Женщины - удивительные создания, их доброта и самопожертвование необыкновенны.
Синьора демонстрировала удивительную выдержку, так, что со стороны могло показаться, что она ничуть не обеспокоена происходящим, а стрельба и перевязка ран для нее, утонченной дамы, такое же пустячное дело, как выбор подходящих цветов для букета в гостиной. Но оба они понимали, что это не так. Оба они рискуют, причем тем больше, чем дольше рядовой Шабо остается в этой комнате.
- Я тоже не хочу погибать, - заверил итальянку француз. - Сегодня даже больше, чем когда-либо.
Все было немного сложнее, чем предполагала Ада. Он собирался приложить любые усилия, чтобы спастись, - такова человеческая природа, - и в то же время, действительно, готов был умереть, чтобы не навредить ей.
Кровь остановилась, злосчастная царапина скрылась пол несколькими слоями туго затянутого шелка, и хотя рана все еще саднила, Огюстен чувствовал, что, в случае чего, двигаться она ему не помешает. А двигаться придется, бегство это предполагает. Хотя, если довериться графине и ее идее, о которой молодая женщина отзывается, как об абсолютном бреде…
- Некоторые вещи, между тем, случаются помимо нашего желания, - на всякий случай рядовой предпочел  не обнадеживать ни себя, ни собеседницу. - И я, конечно, могу попытаться спрятаться на вилле. Это большой дом, наверняка, в нем найдутся укромные уголки. Беда в том, что я их не знаю, и слуги вряд ли пойдут мне навстречу. Первый же встреченный кликнет австрияков.
Он замолчал, сообразив, что рассуждает сам, вместо того, чтобы дать договорить молодой женщине.
- Прости, я болтаю сам, и не слушаю тебя, - смутился Огюстен, непривычный к положению подопечного, о котором готов заботиться кто-то кроме него самого. - Клянусь, когда речь идет о спасении жизни, хороши любые способы. Даже самые на первый взгляд безумные. Говори же. Пока никто не ломится в эту дверь с той стороны, нам нужно что-то решать…

Отредактировано Augustin Chabot (2016-12-31 05:38:05)

- Каме… Что?!
Глаза молодого француза округлились, он изумленно захлопал ресницами, невольно делаясь глуповато-хорошеньким и всем своим видом подтверждая жизнеспособность плана, предложенного графиней. Но поскольку рядовой Шабо сам себя со стороны видеть не мог, прежде, чем восхититься идеей Ады, он все еще попытался чисто по-мужски возмутиться самой мыслью о том, что кто-то в состоянии будет принять его за девушку.
Если бы подобное предложение высказал кто-нибудь другой, например, злоязыкий папаша Морис, Огюстен не стал бы его слушать и не стал бы даже задумываться о возможности подобного маскарада. Но женщину, с которой он провел ночь, и которая только что перевязала его рану, женщину, рискующую своей репутацией и, быть может, жизнью из-за его присутствия, невозможно было заподозрить в желании его унизить. Да и чертов капрал, который столь некстати вспомнился Шабо, сейчас неизвестно, жив ли. Уж лучше пусть шутит, даже скабрезно, чем валяется, изрешеченный пулями, где-нибудь в пыли под кипарисами. 
- Иди сюда, - покачиваясь, бретонец поднялся на ноги, и, увлекая за собой Аду, доковылял до большого зеркала, в которое они вдвоем уже заглядывали вчера вечером, правда, при иных, куда более приятных обстоятельствах. Теперь же неумолимое в своей правдивости серебрёное стекло отражало юношу и женщину, бледных, полураздетых, измазанных кровью, А главное, на фоне хрупкой красавицы-графини Шабо не усматривал в себе никакого сходства с девицей. Вырядить его в женские тряпки все равно, что напялить седло на корову.
- Твои платья мне не подойдут, это точно, - констатировал он, прямо не споря с синьорой, но привлекая на свою сторону их отражение. - Боюсь, получится камеристка с видом и повадками гренадера.
Огюстен задумчиво поскреб подбородок. Когда-то, еще в 96, когда он был еще мальчишкой и бегал связным между шуанами и высадившимися на Квибероне сторонниками короля, республиканский генерал Гош как следует наподдал последним, и на голову разбитые роялисты спасались, кто во что горазд. Тогда местные крестьяне подобрали двух раненых, а отец велел провести их через прочесывающие побережье патрули синих. Для верности, обоих обрядили в женские платья; тот, что постарше, выдавал себя за «матушку» Шабо, а молоденький - за «сестрицу». Незамысловатая уловка сработала на ура, возможно, именно потому, что переодеваться женщиной любому молодцу кажется процедурой унизительной. Но он ведь сам сказал, что в отчаянном положении хороши любые средства для того, чтобы спастись.
- Но если ты думаешь, что у меня есть шанс, я готов попробовать. Может, австрияки хотя бы от смеха помрут.

Эту женщину Огюстен уже видел. Та самая служанка, а парке. С одной стороны, он предпочел бы не впутывать в происходящее даже служанку. С другой - в своем доме синьоре Тебальди виднее, кому доверять. К тому же эта особа, действительно, выше и крупнее миниатюрной, словно фарфоровая статуэтка, графини. Так что молодой француз адресовал сбитой с толку Франческе красноречивый «раздевающий» взгляд. И это был тот редчайший случай, когда мужчину больше интересовало в женщине ее платье, чем она сама.
Его спасительницы заговорили между собой по-итальянски, журчание чужой речи, в которой Шабо различал лишь интонации, но не смысл сказанного, в очередной раз предупреждало, сколь сомнительной может оказаться идея с переодеванием. Хороша же получится камеристка: итальянка, не понимающая родного языка. Или горничная графини может быть иностранкой?
Когда Ческа, остановленная Адой после почтительного книксена, бурно всплеснув руками, затараторила, Огюстен, предполагая, что речь зашла о появлении в поместье австрийцев, не выдержал. Неизвестность, как известно, худшая из пыток.
- По-французски! - хрипло потребовал он у рассказчицы. - Говори по-французски.
Та метнула на незваного гостя, вздумавшего распоряжаться тут вместо ее госпожи, изумленный взгляд. Но поскольку все происходящее в будуаре синьоры Тебальди (как и все происходящее на вилле и вокруг нее) и так далеко выходило за рамки светских условностей, послушно продолжила свой рассказ уже на языке Шабо. Только на этот раз намного медленнее, тщательно подбирая и выговаривая слова.
- В доме переполох, синьора. Пальба всех подняла на ноги. Господин граф еще не вернулся, мужчины не знают, что им делать, вооружаться или, наоборот, гостей встречать. Мажордомо молится и бранится, женщины попрятались. В парке полно мертвецов, - камеристка с внезапным сочувствием глянула на француза и быстро перекрестилась, коли уж зашел разговор о смерти. - Говорят, всех ваших перебили, месье, - печально добавила Франческа. - Но сама я не видала, врать не стану. Сильвио, наш конюх, такое болтает. И что австрийцы обыскивают убитых, будто ищут чего. На виллу, госпожа графиня, они еще не заходили, Бог миловал…
- Зайдут, - мрачно заключил Огюстен.
Новости, рассказанные служанкой, не могли его обнадежить. Всех перебили и обыскивают трупы. Может, просто грабят, во всех армиях у солдат одинаковые повадки. Или все же ищут что-то определенное? Что такого особо ценного можно выискивать у покойников-пехотинцев? И почему графа - это ведь муж Ады? - нет на вилле? Куда он подевался?
Признаться, о «муже» рядовой Шабо с момента их встречи в парке и до сего мига ни разу не вспомнил. Такова участь рогоносцев. Однако сейчас был готов искренне порадоваться его отсутствию. Занятно бы вышло, если бы его сиятельство внезапно признал в новой камеристке жены того французского парня, что приложил его прикладом.
Тем временем служанка, еще раз оглядев растрепанного Огюстена, внесла свою лепту в грядущий маскарад:
- Я еще накладные букли принесу, синьора, - предложила она. - И шемизетку.

Молодой француз и без того выглядел удрученным. Что такое шемизетка, он не знал вообще, так что на всякий случай предполагал нечто ужасное, а вот о буклях некое представление имел. Накладные локоны, ну и позорище. Может, хорошо, что все его товарищи погибли и не увидят чудесного преображения рядового Шабо в чучело.
- Я буду француженкой, - утешил он графиню, хотя неизвестно еще, кто тут больше нуждается в утешении. - Камеристка-француженка - ваша прихоть, синьора.
Голубые глаза юноши невольно сверкнули. Он и правда был прихотью этой прекрасной женщины, правда, прихотью иного рода. Не удержавшись, Огюстен потянулся к Аде, - жизнь одна, неизвестно, как долго она еще продлится, глупо упускать момент, - но объятие было перервано деликатным покашливанием вернувшейся Франчески. Надо отдать ей должное, служанка оказалась скора на ногу и явилась с ворохом тряпок, повергших Шабо в полнейшую растерянность.
- Не бойтесь, месье, из вас получится прехорошенькая девушка, - пропела она и тут же бросила вопрошающий взгляд на синьору: не слишком ли много вольностей себе позволяет. - Тут два платья, - вдруг одно не подойдет, - корсет, шемизетка, букли…
Дальше Ческа обращалась к графине, предполагая, что юноша все равно не справится с этими предметами женского туалета самостоятельно. Они, конечно же, ему знакомы, - служанка с трудом сдержала улыбку, - и, не исключено, что он ловко избавляет от них своих подружек. Но это не значит, что так же ловко напялит на себя самого.
- Какая удача, синьора, что граф в отлучке, - шепотом добавила она.
- И что же мне со всем этим делать? - буркнул Огюстен, непонимающе повертев в руках корсет.
В этот миг где-то внизу послышался шум, и женщины тревожно переглянулись.
- Пойду взгляну, что там, - все так же шепотом объявила Ческа. - И если это австрийцы, задержу их, насколько смогу.

- Мне открыть? - Преображенный Шабо все же еще не очень хорошо представлял себе обязанности камеристки, но, покуда он медлил, а графиня торопливо переодевалась, стук повторился, сделавшись настойчивым. На этот раз он сопровождался женскими восклицаниями, смысла которых Огюстен, как водится, не понимал, но голос женщины был похож на голос Франчески.
Внутренне холодея, - это был не страх, но какой-то нездоровый азарт, - бретонец повернул дверную ручку, освобождая замок, и нос к носу столкнулся с австрийским офицером. Бравый вояка с лихо закрученными усами наградил «служанку» грозным взглядом и попытался войти в будуар. Шабо, по привычке, одарил австрийца взглядом не менее вызывающим, и преградил ему дорогу прежде, чем сообразил, что девицы, наверное, так себя не ведут.
- Синьор лейтенант был очень настойчив, - пролепетала Ческа за спиной офицера, по-французски, чтобы «камеристка» могла ее понимать. - У него срочное дело к госпоже графине.
- А месье лейтенант не потрудился выяснить, который час? - стараясь, чтобы голос его звучал повыше, осведомился Огюстен, надменно задирая подбородок. - Госпожа графиня неодета. Как вы смеете ломиться в спальню к даме?! Мужлан! Хам!
Взгляд француза невольно задержался на сабле на перевязи австрийского офицера. «Один хороший удар в челюсть, пока враг ничего не подозревает, и сабля моя, а этот наглец - покойник. Черт, и так тоже девицы не поступают»…
- П-простите, - гость явно не ожидал подобного отпора, он отступил на шаг от двери, изумленно разглядывая дерзкую «француженку». - Лейтенант Бергер, третий пехотный полк.
Он неплохо, хоть и с резким немецким акцентом говорил на языке Огюстена. И, кажется, был не слишком удивлен тем фактом, что на пороге будуара итальянской графини его встречают французскими упреками. Благодаря событиям Революции французский язык сделался популярным в Европе, а устрашенные зрелищем гильотины, аристократы, эмигрировав, из-за нужды шли в услужение и охотно обучали французскому и итальянцев, и немцев, и англичан, и русских: всех, кто готов был приютить беглецов.
- У меня поручение от графа Тебальди, и мне, действительно, нужно поскорее переговорить с его женой, - пояснил причину своей настойчивости лейтенант Бергер.
«А вот и граф нашелся», - мелькнуло у Шабо.
- Разве господин граф не в поместье? - он удивленно приподнял брови, через плечо оборачиваясь, чтобы взглянуть, как обстоят дела за китайской ширмой.
- А вы не знаете? Он сейчас в расположении авангарда генерала Отта. И мне поручено доставить к нему госпожу графиню.
- Отсюда? В действующую армию накануне боев с французами? Да вы сума сошли! - вырвалось у Огюстена отнюдь не девичье.
Чертов рогоносец, не прикладом его нужно было бить, а штыком колоть.
Тут из-за ширмы показалась Ада в пеньюаре и ледяным тоном потребовала:
- Огюстина, пригласи господина офицера в комнату.
Лейтенант успел подозрительно прищуриться, но голос графини отвлек его от «служанки», Шабо уступил австрийцу дорогу, и тот почтительно склонился к руке синьоры. Франческа тем временем пребольно ухватила молодого француза за локоть.
- Прислуга… Так себя не ведет… Опустите глаза вниз и будьте учтивы… Огюстина…, - зашептала она.

Отредактировано Augustin Chabot (2017-01-17 03:26:10)

Зачитанная вслух цитата из графского послания произвела на «Огюстину» куда большее впечатление, чем подмигивания австрийского офицера. Даже Ческа, которая поначалу прикрыла было лицо ладонью, с трудом сдерживая некстати наползающую на губы улыбку, - уж больно комично выглядел рыжий верзила-лейтенант, пожирающий взглядом ее госпожу и одновременно пытающийся заигрывать с ряженным французским солдатиком, - напряженно застыла, на всякий случай вновь предостерегающе вцепившись в локоть Шабо. На этот раз ревнивый и злопамятный супруг в своем намерении не упустить ни единой возможности для того, чтобы задеть графиню, ударил вернее и больнее, чем предполагал.
«…Оказал нашему командованию одну неоценимую услугу», - билось в виске у ошарашенного бретонца, голову которого проклятый граф только что фактически пообещал австрийцам. Так вот, кто «пригласил» на виллу австрийскую пехоту! Огюстен вспомнил провалившийся в сонное оцепенение бивак и бочонок вина - щедрый графский подарок доблестным французам, - и заметно побледнел, чувствуя свою безусловную ответственность за случившееся. Но еще не до конца понимая, в чем именно она заключается: в том, что злопамятный синьор вознамерился поквитаться за один удар прикладом со всеми сослуживцами Шабо сразу. Или в том, что он, Огюстен, некстати связался с теми типами у реки, еще более некстати отправив обоих на тот свет.

Австрийский лейтенант позаботился о том, чтобы французу не пришлось долго томиться в неведении.
- Я уверен, госпожа графиня, что большая часть этих французских скотов, находится сейчас у вас во дворе, - самодовольно пояснил он, чувствуя себя безусловным победителем и хозяином положения. Победа досталась его людям на удивление легко, и лейтенант, не зная о том, какую роль сыграло в этом снотворное, подсыпанное в графское вино, полагал себя полноправным героем дня и с удовольствием пожинал лавры триумфатора в одиночку.  - Я распорядился перетащить туда мертвецов и привести тех, кого нам удалось захватить живыми. Мои люди все еще обыскивают дом и парк, и, надеюсь, мало кому из лягушатников удалось ускользнуть от нашего возмездия. Вы окажете мне любезность взглянуть на эту… хм… коллекцию трофеев, и укажете нам того человека, о котором пишет ваш муж. Он уверял генерала, что вы присутствовали при гибели наших агентов и видели, кто их убил.
- Ходить и разглядывать покойников? Но это… отвратительно, - не сдержавшись, пролепетала Франческа.
- Optime olere occisum hostem, - не согласился с ней Бергер, лихо подкручивая усы. - Труп врага всегда хорошо пахнет. Так, кажется, говорили в Риме. Ваши славные предки знали толк в этих вещах.
- И что же, вы захватили много пленных? - сдавленным голосом осведомился Шабо прежде, чем служанка графини успела его остановить.
Лейтенант бросил на «француженку» плотоядный взгляд и гордо подбоченился. Кто-то мог счесть подобное любопытство горничной странным, но Бергеру оно давало возможность подкатить первое осадное орудие к бастионам приглянувшейся ему девицы.
- Мадемуазель, как я понимаю, не боится мертвецов. В таком случае она может пойти и взглянуть сама. Мне жаль говорить об этом, но соотечественники мадемуазель почти не сопротивлялись. Мы перестреляли их, как куропаток на охоте, ха-ха.
За это «ха-ха» Оюстен тут же мысленно пообещал угостить лейтенанта Бергера добрым футом стали, так, чтобы по самую рукоятку. Но… не сейчас.   
- Я даю вам полчаса на сборы, мадам, - офицер вновь поклонился графине Тебальди, давая понять, что разговор окончен. - Жаль, что приходится так спешить с отбытием, но на войне обстановка меняется слишком быстро и непредсказуемо.
«И все-таки вы нас боитесь», - мысленно заключил француз.
- О боже, - прошептала Франческа, когда дверь за лейтенантом Бергером, наконец, захлопнулась.
- Я должен пойти с тобой. Туда, во двор, - тоже шепотом, но от этого не менее непреклонно потребовал у Ады Огюстен. - Взглянуть, сколько боеспособных людей под ружьем у этого рыжего хвастуна. И увидеть своих, тех, кто еще жив, узнать, как с ними намерены поступить. Ада, прошу тебя!
Что конкретно собирается делать он сам, Шабо пока не знал. Просто чувствовал настоятельную потребность делать хоть что-нибудь. Оставить своих плененных товарищей во власти Бергера, чертового любителя охоты на куропаток и легких трофеев, означало, обречь их на смерть.