 
 " Она была все так же прекрасна и даже лучше. В ее глазах теперь был не только юношеский восторг, но и опыт. Немного скуки и понимание вещей, что раньше были ей неведомы. Варвара Павловна теперь так же, как и он служила Императорскому двору и не принадлежала сама себе. Даже ее голос звучал иначе, растеряв всю свою звонкость, теперь он сквозил январским морозом. Дубровский отшатнулся и хотел было уйти, вернуться в залу, полную людей и потеряться в толпе. Заставить себя думать, что это было всего лишь виденье. " Иван Дубровский
|
War & Peace: Witnesses to Glory |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » War & Peace: Witnesses to Glory » Россия » [7.01.1808] Зима похожа на разлуку
Участники: Иван Дубровский, Варвара фон Эссен (пока Ушакова)
Время и место: Рождественские увеселения при императорском дворе
Обстоятельства: Последнее Рождество Варвары в качестве воспитанницы Института благородных девиц, которое принесло судьбоносные знакомства.
Праздник Рождества был для России чем-то особенным. Светлый праздник Рождества – так благоговейно называли его самые обычные жители заснеженной страны. И хотя, зачастую, праздник этот приходился на морозы, народ все равно придумал забавы себе по душе. Потому, если вам кажется, что зимой вовсе и нечем заняться, кроме рукоделия и праздных разговоров, то вы просто не умеете веселиться. Выйдете на любую площадь любого, даже самого провинциального города или маленького села и вы найдёте столько увеселений, что на один праздник не хватит! Здесь и деревянные карусели, и хороводы, и ярмарка. Стенка на стенку – для того, кто хочет померяться силушкой, столб с красными сапогами – кто хочет помериться ловкостью. Горячий сбитень для тех кто начал мёрзнуть и золотые петушки на палочках для самых маленьких!
Для Смольного института это тоже было особенное время. На Рождество в гости к воспитанницам приезжали родственники и привозили вкусные гостинцы. Устраивались камерные вечера с чтением рождественских историй, а порой и танцевальные. Ну а тем, кто особенно отличался в учебе и поведении, повезло тоже особенно. Около десятка разного возраста воспитанниц, только самых лучших, дражайшая maman* брала с собой на празднества ко двору. Девицы могли не только лично принять благословление от императора, поговорить с императрицей, но и провести время с августейшими детьми, а так же принять угощение от императорского стола. И видит Бог, не было для таких вот барышень наибольшего счастья.
Варенька оказалась в этом счастливейшем числе. И даже не смотря на то, что мадемуазель Ушакова уже несколько лет числилась в списках парфеток** и ни секундочку не сомневалась в том, что окажется в долгожданном списке, девушку все равно охватывало восхищенное предвкушение и волнение. Это был первый её визит ко двору. Каждая из девушек испытывала примерно те же самые чувства. Все хотели понравится и приглянуться императорской семье, все ожидали что именно её заметят и похвалят особенно. Некоторые из воспитанниц ожидали увидеть предмет своего обожания*** – императора или императрицу.
Справедливости ради, стоит сказать, что волнение было не напрасным. Девочкам оказали теплейший приём – сначала они отобедали в присутствии императрицы-матери, императора и императрицы, младших августейших детей, а также таких же как они отличившихся в учебе кадетов. А после для гостей устроили небольшие увеселения и «сладкий» стол во внутреннем саду. Мария Фёдоровна осталась в тепле, остальные же высыпали на улицу. Взрослые больше вели разговоры, а дети вели себя скованно, привыкая к друг другу. Но совсем скоро все стеснения были позабыты. Компания разделилась на женскую и мужскую половину, чтобы разойтись по устроенным крепостям из снега, и посоперничать в том, чья же крепость переживет атаку.
Великие княжны и князья также не оставили без внимания данную затею. И скоро начался самый настоящий бой! Войсками мальчишек на правах старшего командовал Николай Павлович, а девочек – Екатерина Павловна. Через четверть часа дети были в снегу с ног до головы, а централизованные стратегические атаки превратились в хаос. Снежки летели в разные стороны, и находится рядом с полем боя была просто напросто опасно.
Снежок прилетел Ивану прямо в затылок, напрочь игнорируя и головной убор, и высокий ворот, словно меткая стрела в сочленение меж доспехами рыцаря. Варенька, когда увидела, куда угодил её снежок, не на шутку испугалась. Она вышла из строя сражавшихся за остатки крепостей и подбежала к своей случайной мишени.
- Месье, извините! – Затараторила она по-французски, испуганно глядя на мужчину. Причёска под капюшоном изрядно истрепалась, так что пару локонов упали на высокий и чистый лоб, щеки пылали маковым цветом, а глаза были оттенка льда, вся запыхавшаяся. – Я не хотела! Случайно получилось. – Варвара поспешно стянула варежки, вынула из рукава платья тонкий батистовый платок с кружевом и вышитым вензелем. – С Вами все в порядке? – И только протянув мужчине платок, барышня заметила, что рядом с пострадавшим стоит ещё один мужчина. Только спустя пару мгновений Варенька поняла, что это Цесаревич, от разговора с которым она, по-видимому, отвлекла свою нечаянную жертву.
«Ой..» - Вырвалось из уст ещё более испуганной девушки и она присела в книксене, роняя свои варежки. Но ей-богу, было не до них!
Maman, маманя – начальница института. Maman – официальный вариант, именно так следовало обращаться к госпоже начальнице. Нежелание использовать этот титул при общении с новой начальницей показывало отстраненное отношение к ней, то, что ее «не принимают». Маманя – возможное сниженное, насмешливое именование за глаза в кругу институток.
Парфетка (от фр. раrfaite, совершенная) – воспитанница, отличающаяся послушанием и отменным поведением.
Обожание – принятый среди воспитанниц обычай выбирать себе предмет восхищения и любви. В младших классах воспитанницы выбирали в предметы обожания институток из выпускного класса. Также предметом обожания могли стать учителя, классные дамы. Часто институтки избирали предметом своего обожания членов императорской фамилии. Обожательницам следовало восхвалять, а в случае нужды – защищать перед подругами предмет своего обожания. Нередко институтки хранили что-то напоминающее о предмете обожания – подарок от воспитанницы старшего возраста или кусочек мела учителя. Порой институтки, чьим предметом обожания были члены императорской фамилии, ухитрялись похитить у них платок или срезать кусочек меха с шубы. Было принято дарить предметам своего обожания подарки и стараться им понравиться. К выпускному классу такая увлеченность сменялась более спокойной привязанностью, а многие девицы сами становились предметами обожания институток младшего возраста.
Рождество Дубровский не любил, точнее относился к нему с должным пренебрежением, вспоминая годы, когда матушка ставила маленького Ванечку на высокий стульчик и заставляла декламировать стихи. Он помнил это в мельчайших подробностях и стульчик, и умильные лица гостей, взирающих на него с, как им казалось, с неизменным благодушием. Ивану Фёдоровичу, тогда еще, никакому не Ивану Фёдоровичу, это всегда казалось хуже казни, он отчаянно краснел и запинался, а потом быстро убегал во двор, когда постыдная сцена заканчивалась. Так продолжалось несколько лет, высокий стульчик сменился скамеечкой, потом его и вовсе не стало, пока Иван высоким сломавшимся голос не сказал, что довольно.
Матушка в тот вечер долго плакала, а отец смотрел на нее укоризненно, мягко поглаживая жену по плечам, но юноша остался непреклонен
Вероятно, это могло послужить достаточной причиной, чтобы не любить Рождество, но помимо всего прочего Дубровский не любил церкви. Конечно, он как и прочие прошел таинство Крещения в далеком детстве, ходил на службы и даже исповедовался ровно столько, сколько это требовалось. Но выстоять для него службу было настоящей мукой, он едва сдерживался, чтобы не покинуть ее на середине. Но подобное было известно только близким друзьям и родственникам, Иван никогда открыто не высказывал свое пренебрежение к вере или Святой церкви, прекрасно зная, что ссылкой на далекий Север здесь можно и не отделаться.
Поэтому для него Светлый праздник Рождества был всего лишь возможностью погулять на балах, развлечься на городских ярмарках и вести себя, словно мальчишка, на время позабыв про этикет. Правда, занимался подобных он обычно подальше от Августейшей семьи. На приемах, устраиваемых при дворе Иван Фёдорович все больше находился рядом с Цесаревичем, развлекая последнего всеми доступными ему способами. Константин Павлович известный своим деятельным характером откровенно скучал, в баталии, которую устроили Великие князья участия не принимал и с задумчивым видом пил вино, один раз пожаловавшись на скуку.
-Возможно, Вас развеселит охота, Ваше Высочество? – Предложил Иван, Цесаревич перевел на него взгляд своих романовских глаз, однако ответить не успел.
В этот самый момент в затылок Ивана Фёдоровича прилетел снежок. Минуя все препятствия в виде шапки и высокого воротника его плаща, обитого мехом, замерзшая вода попала князю за ворот, он машинально поднял руку и потер место удара, попутно пытаясь вытащить из шиворота попавший туда снег. Рядом раздался высокий от волнения девичий голос, Дубровский обернулся и встретился глазами с очаровательной барышней, щеки раскраснелись от мороза и, вероятно, стыда. Лучистые глаза ее смотрели испуганно, а из-под капюшона выбился непослушный локон, очаровательно свисавший на высокий лоб.
-Toucher*. – C улыбкой сообщил князь барышне, которая уже во всю щебетала извинения на французском языке. Была у Ивана Фёдоровича одна занимательная особенность, говоря на иностранном языке он переставал заикаться, этот феномен был открыт им довольно значительное время назад и до сих пор вызывал удивление. Впрочем, это никак не влияло на той факт, что говорить Дубровский предпочитал на родном языке, считая его не в пример богаче и ярче остальных. – Вам не говорили, мадемуазель, что стрелять в спину не по-г-гусарски?
В ответ спросил князь, легко преодолев каверзные буквы «г» и «м», но все же запнулся и замолчал, продолжая улыбаться.
Барышня же уже успела стянуть варежки и вытянуть из рукава платья тонкий кружевной платок, но тут ее взгляд метнулся на Цесаревича, который молчаливо стоял рядом с князем, заложив руки за спину и без особого интереса взирая на происходящее.
-В-Ваше Высочество, прошу меня простить. Не имею чести представить Вам даму, так как, увы, не знаю ее имени.
Нашелся князь и бросил быстрый взгляд на девушку, которая склонила голову и присела в книксене, роняя свои варежки на снег и совершенно не замечая этого.
-Оставь, Дубровский. – Благосклонно ответил Константин Павлович тоже смотря на барышню и награждая ее легким кивком, но в следующую минуту его уже привлек кто-то другой и он отошел к столу, протянув при этом Ивану Фёдоровичу свой наполовину пустой бокал. Князь уже давно привык к быстрым переменам в настроение Цесаревича, поэтому щелчком пальцем позвал одного из слуг, которые имели обыкновение появляться как из-под земли.
-Горячего принеси.
-Сбитень пожалуйте? – Иван Фёдорович кинул на мужчину быстрый взгляд и тот, как по волшебству, испарился.
Сам же Дубровский присел на корточки и поднял со снега варежки барышни, отряхнул с них снег и протянул незнакомке. На лице его при этом появилась широкая совершенно мальчишеская улыбка, про которую матушка всегда поговаривала, что за нее душу Дьяволу можно отдать.
-Позвольте п-представиться, Иван Фёдорович Дубровский, камергер Его Императорского Высочества.
И протянул барышне руку, которая ни смотря на мороз не была затянута в перчатку.
toucher - в фехтовании удар (укол)
Отредактировано Иван Дубровский (2016-11-24 16:37:55)
Жертва снежного налёта также заговорила с девушкой по-французски, и Варя уже настроилась вести диалог на иностранном языке, однако же в дальнейшем её собеседник перешёл на русский, чему Варвара несказанно обрадовалась. Впрочем радость родном литературному тут же сменилась жгучим стыдом от ловкого укола. И не была бы Ушакова дочерью генерала, то быть может бы и потупила взгляд, опустила свои большие красивые глаза, но не тут то было.
- Если бы я была гусаром, месье, то Вы бы уже мертвы! – Девушка гордо вскинула подбородок. Однако в глазах затаился лукавый огонек, Варя прилагала все силы, чтобы не разулыбаться. Про себя же институтка заметила, что и кавалер её тоже был слегка взволновано, от чего же ещё ему было заикаться?
Присутствие рядом Цесаревича несколько выбило Вареньку из колеи. Казалось бы, тут куда не ступи, рискуешь наткнуться на августейшую особу, мал мала меньше. Но одно дело вести снежные баталии с князьями и княжнами помладше, а другое дело – в впопыхах наткнуться на Цесаревича, который являлся вторым человеком в государстве. Тут невольно заробеешь. Однако Константин Павлович даже не изволил заинтересоваться какой-то там институткой, пускай и одной из самых лучших. И только Варя хотела представиться, чтобы уж не показаться не только бессовестной, но и невежливой, как Великий князь потерял всякий интерес к их разговору и покинул их компанию. Варвара не хотела злословить, но как и всякая девушка, она была склонна судить о людях с чужих слов. И в этом случае, видимо, слухи были правдивы. У Цесаревича оказался на удивление скверный характер! Не в пример чрезвычайно любезному императору и внимательной императрицы... Варя не проронила ни слова, лишь проводив Константина Павловича долгим задумчивым взглядом, уже мысленно представляя, как будет пересказывать этот диалог товаркам.
За раздумьями над сим разговором Варвара и не заметила короткого диалога мужчины со слугою. А также как она скомкала в ладошке не принятый в качестве помощи свой платок. Девушка очнулась лишь в тот момент, когда Иван Фёдорович (как теперь узнала Варя) протягивал ей варежки.
- Очень приятно... – Проговорила барышня, машинально принимая свою потерю, заворожённо глядя на самую очаровательную на свете улыбку. Нечаянное прикосновение прохладных пальцев мужчины будто бы пробудило её. Девушка вновь сделала короткий книксен. – Варвара Павловна Ушакова. – Представилась воспитанница института, на ходу думая, что умудрилась попасть снежком в самого привлекательного из присутствующих здесь мужчин, да не будет сие воспринято в пику императору. Она протянула свою руку, коснулась тёплыми пальцами руки мужчины. – Вам не холодно? – Чуть наивно выдала девушка, без стеснения глядя на камергера Цесаревича.
Отредактировано Варвара фон Эссен (2016-11-25 02:43:08)
Про Цесаревича в народе говорили, что характера он скверного и нрава крутого, и как бы это ни было прескверно, но не согласиться с этим было трудно любому, кто был знаком с Константином Павловичем больше двух минут. Он быстро терял интерес, перепрыгивал с темы на тему и порой даже с дамами был непочтителен. Но что только не прощается Августейшей особе, особенно, которая является вторым человеком в государстве. Иван Фёдорович только тяжело вздохнул, провожая быстрым взглядом своего патрона, который заинтересовался одной из институток, что стояли подле угощения. Впрочем, никакого сожаления от того, что Великий князь их покинул во взгляде у Дубровского не было, даже скорее наоборот, в нем сквозило облегчение, в котором Иван не признался бы даже самому себе.
Как бы там ни было, но за несколько лет своей службы он привык к Цесаревичу, вроде бы научился замечать изменения в его настроениях и подстраиваться под них, но даже князю, привыкшему к странностям в поведении, было трудно всегда с неизменной улыбкой реагировать на выходки Константина Павловича. В Петербурге ходили слухи, что Великий князь сажал свою жену в цветочный горшок и палил по нему из пистолета. Дубровский же знал как минимум несколько таких случаев, только горшки и женщины были разными.
Иван Фёдорович перевел взгляд на барышню, которая тоже задумчивым взглядом провожала Цесаревича, но ничего по этому поводу не сказал. Девушка приняла протянутые ей варежки и еще раз присела в книксене, князь коротко кивнул.
Варвара Павловна, так оказалось звали прекрасную незнакомку, которая так четко попала снежком Дубровскому прямо в затылок.
- Восхищен вашей меткостью, Варвара Павловна. – Еще раз улыбнулся камергер, пробуя имя барышни во вкус и умудрившись ни раз не запнувшись на сложном имени. Оно приятно рокотало, заставляя язык дважды ударяться о небо. Имя ей необычайно шло, хотя возможно, Иван Фёдорович был просто очарован непосредственностью девушки, которая не в коем случае не граничила с дерзостью и была по своей простоте очаровательной.
Пальцы барышни, разгоряченной шуточной баталией, оказались очень теплыми. Князь долгим взглядом посмотрел на новую знакомую прежде, чем ответить.
-Минуту н-назад я бы ответил отрицательно. – Улыбка чуть тронула губы поручика, но глаза при этом улыбались. – Боюсь, не без вашего вмешательства, мне д-действительно стало зябко.
В это время как раз показался слуга, неся на подносе дымящиеся бокалы. Иван Фёдорович взял один и протянул Вареньке, как он начал называть девушку про себя.
- Не желаете ли прогуляться, сударыня?
Отредактировано Иван Дубровский (2016-11-25 02:20:43)
Варвара уже начала остывать, румянец потихоньку сходил с её лица, но комплимент от Ивана Фёдоровича по поводу меткости Вареньки, заставил её вновь покраснеть и на некоторое мгновение потупить взор. Но к сожалению, Ушакова была не из тех, кто лишний раз промолчит, отсиживаясь за спинами других, хотя это и было хорошей привычкой в институте. За чересчур громкое личное мнение могли и наказать.
- Наверное у меня отцовская меткая рука, - И Варя считала, что лучшая защита – это нападение. – Жаль, что я не родилась мальчишкой. Быть может моё умение было более полезным на поле боя.
Как и любая девица, просидевшая в застенках Смольного института или отцовского дома, и не видевшая дальше собственного двора – читай, носа, - Варя смутно себе представляла, как выглядит война. Для институток это было некое место, где каждую минуту представляется возможность показать свою доблесть и удаль. А также получить какое-нибудь героическое ранение, только не очень сильное. Либо пасть смертью храбрых. И хотя отец Варвары был военным, девочка все равно не представляла себе ни все тяготы военного похода, ни то, через какую боль и кровь приходится проходить настоящим солдатам.
- Ещё раз простите, сударь... – Уже виновато произнесла девушка, убирая свою руку, боясь что сие перейдёт за рамки приличия. Удивительно, как быстро менялось её состояние от бравады до перепуганной девочки. От долгого взгляда Дубровского ей стало от чего-то ещё совестнее и жарче. – Если Вы заболеете, это будет на моей совести. Обязательно пришлите мне весточку, я отправлю к Вам гостинцы. – Варя говорила совершенно серьёзно. Впрочем уже в уголках рта зародилась улыбка, девушка совершенно не умела без этой легкости.
Варвара занялась своими варежками, затыкая их за пояс своего форменного пальто. Девушка решила ради солидарности тоже померзнуть вместе со своим кавалером. В конце концов, бросать снежки она пока больше не собиралась. На ходу Варя думала о том, что заикание Дубровского – вовсе не случайность, сие есть его обычная привычка, происхождение которой остаётся загадкой. Впрочем стоило признать, что это легкое заикание скорее шло камергеру, чем портило его. Придавало какое-то очарование...
Она приняла из рук мужчины напиток, по запаху догадываясь, что это сбитень. Но отпить пока не решалась, уж больно тот был горяч. Варя даже сквозь стекло чувствовала жар, исходивший от напитка.
После предложения прогуляться, Варвара неуверенно оглянулась в сторону maman. Юлия Фёдоровна, кажется, была целиком и полностью занята разговором с императрицей и какими-то вельможами. Варя не знала, когда закончится этот их праздник, и девочек вновь повезут в застенки Смольного...
- Если только не далеко. – Кивнула девушка. – Не хочется оказаться в другом конце Петербурга, если вдруг я понадоблюсь madam. – Да и прогуливаться наедине со взрослым мужчиной ей незамужней девице было бы крайне неразумно. В честности Ивана Фёдоровича Варя, почему-то, ничуть не сомневалась, но получить строгий выговор не хотела. А то не видать ей шифра как своих ушей.
Отредактировано Варвара фон Эссен (2016-11-25 03:42:01)
Иван Фёдорович в отличие от Константина Павловича войны не любил, даже не смотря на то, что дослужился до чина поручика и в сражениях участвовал. И дело было совсем не в молодецкой удали, которой у него было хоть отбавляй. Да и трусом князь точно не был. Не в смелости стоял вопрос. Просто Дубровский очень четко понимал для себя понятия чести. Свою Родину защищать – это честь, а в походах года проматывать и так и не достигнуть цели, пожалуй, что просто глупость.
Глупцом Иван как раз никогда не был. Балагуром был, легкомысленностью своей славился в отношение женского пола, но глупцом язык его не поворачивался назвать. Это не означало, что поручик собирался отсиживаться в плену, но до той поры все его мысли были о мирском да о бренном. Но даже не смотря на все свое безразличие, не знать генерала Ушакова он просто не мог, а тот факт, что барышня была просто однофамилицей был маловероятен, слишком уж военная выправка была у девушки. К тому же она и сама обмолвилась про отцовскую руку.
-Хорошо, что вы не родились м-мальчишкой.
Барышня первая разомкнула их руки, пока длительность прикосновения не стала вопиюще неприличной. Снег, попавший за ворот плаща стал таять, не принося при этом никаких приятных ощущений. Скорее наоборот, князь на самом деле чувствовал, как холод проникает под сюртук и рубашку, пробирая до самых костей. Вероятно, Варвара Павловна заметила, как камергер зябко передернул плечами и снова начала извиняться. Делала она это настолько непосредственно и мило, что Иван Фёдорович в тот момент решил, что Вареньке можно простить абсолютно все на свете, особенно, как в уголках губ наметилась еще скрываемая улыбка. Дубровскому казалось, что улыбнись она по настоящему и тут же заткнет за пояс первую Петербургскую красавицу.
-Например, апельсины?
Отозвался Дубровский, грея замерзшие руки о бокал. Это не слишком помогало, поэтому он поднес бокал к лицу и сделал небольшой глоток, с наслаждением ощущая, как горячая жидкость согревает изнутри. Он бы сейчас предпочел сбитню глинтвейн, но предложить его Варваре Павловне показалось не слишком приличным. Дубровский сделал еще глоток и улыбнулся Варе над бокалом.
-Пожалуй, т-теперь я не слишком расстроюсь, если заболею. – Он лукаво улыбнулся и облизал сладкие губы. – Ради того, чтобы иметь удовольствие прислать Вам весточку.
Пояснил камергер, смотря на девушку. Предложение прогуляться, впрочем, не удивило собеседницу, она только кинула на кого-то быстрый взгляд, за которым Иван Фёдорович предпочел не следить, а не отрывая взгляда смотрел на барышню. Выражения ее лица были просто не передаваемы, сначала на нем была неуверенность, затем появилась решимость и под конец, Дубровский мог поклясться, что разглядел шалость во взгляде Варвары Павловны.
-Если бы я н-намеревался Вас похитить, Варвара Павловна, то Вы бы даже не д-догадались. – Голос князя звучал шутливо, однако глаза оставались вполне серьезными, словно он в действительности был варваром каким-то и на самом деле собирался увезти девушку на другой конец Петербурга на глазах у всего двора и Императрицы.
Камергер быстро нашел взглядом Великого князя и удостоверившись, что в ближайшее время он ему не понадобиться, отдал бокалы слуге и предложил барышне согнутую в локте руку.
-Не п-переживайте, сударыня, верну Вас в целости и с-сохранности.
Барышня серьёзно задумалась насчёт апельсинов. Яблок зимних, бубликов горячих, вареньица – это запросто, это найти не сложно. Но апельсины... То лакомство для зимы было редкое. Страшно подумать из каких далей везли в заснеженный Петербург эти яркие фрукты, похожие на солнышки. Впрочем, если у тебя есть деньги, то можно достать все что угодно, хоть звезды с неба. Это Варя хорошо поняла в институте, где все было подчинено строгому регламенту, вплоть до количества денег, которые могли держать при себе институтки. Но во всем были свои маленькие хитрости...
- Можно и апельсины... – Задумчиво произнесла Варя, размышляя о том кого и как послать за апельсинами. Если что. Девушка восприняла слова мужчины вовсе не как шутку. Она тоже сделала небольшой глоток, обожглась, конечно же, поморщилась. - Только шлите весточку через батюшку. – Сказала Варвара с такой уверенностью, даже не полагая, что Иван Фёдорович может не знать генерала Ушакова. – В Смольном у нас порядки строгие, все письма, которые идут через нашу почту обязательно проверяют, а часто и читают. – Добавлять, что письмо от чужого мужчины до Вари не просто не дойдёт, но ещё и дискредитирует идеальную репутацию Ушаковой.
Заявление Дубровского Варю развеселило. Она улыбнулась широко и весело, она тоже обняла пальцами бокал, чтобы согреться. Взгляд голубых глаз был лукавым, быть может даже немного кокетливый.
– А у Вас большой опыт в похищении девиц? – Конечно, это был шутливый вопрос. Но Вареньке почему-то был отчаянно интересен правдивый ответ на этот вопрос. Хотя она и прекрасно понимала, что никто ей его не даст.
Она успела лишь сделать ещё один обжигающий глоток пряного напитка и покорно отдала напиток подошедшему слуге. Поколебавшись немного и ещё раз оглянувшись, Варвара все-таки коснулась галантно поданного локтя, но едва-едва, только лишь обозначив прикосновение. Барышня просто не могла себе позволить большего.
Они двинулись по аллее вокруг двора. По бокам торчали остовы креплений на которых, видимо, летом была живая изгородь, укрывавшая гуляющих от любопытных глаз. Сейчас же молодые люди были как на ладони. И Варе от того было немного спокойнее.
- Давно ли Вы служите при Цесаревиче? – Полюбопытсвовала Варвара, заранее предвкушая, как будет пересказывать этот разговор кое-кому из своего дортуара.
Девушка задумалась и при этом очаровательна сморщила носик, Дубровский не мог отказать себе в удовольствие наблюдать за ней исподтишка. Видит Бог, в которого Иван Фёдорович не слишком-то уж и верил, что никогда ему не приходилось встречать барышень столь прекрасных собой и легких в беседе, а на своем недолгом веку поручик повидал много дам. Список у него был длинным, о нем при дворе много слухов ходило и большинство правдивые, но Великий князь и Их Императорские Величества смотрели на это сквозь пальцы. Камергер никогда не нарушал этикет, а если и был вызван на дуэли, то предпочитал не стрелять.
Впрочем, Варваре Павловне об этой стороне его холостяцкой жизни знать было совершенно не обязательно да и подобное было совершенно не тем, о чем можно говорить с незамужней девушкой.
Он уже было собирался сказать, что с апельсинами это он так, пошутил, но тут барышня снова упомянула своего батюшку, чем вызвала на лице у Дубровского короткую улыбку.
-Уверен Павел Петрович б-будет удивлен моим внезапным интересам к его делам. – Заметил Иван Фёдорович, как бы между прочим показывая собеседнице, что давно понял кем приходиться девушка генералу Ушакову, которого знал не только только весь Петербург.
Но Варвара Павловна все же решила уточнить, что у них в учебном заведение с письмами все очень строго, корреспонденция проверяется и читается. Это звучало немного двусмысленно, но поручик решил не принимать желаемое за действительное, поэтому только коротко кивнул, говоря тем самым, что понял все в точности. Но все же с улыбкой добавил:
-Придется узнать что т-твориться в расположении армии, чтобы не ударить в г-грязь лицом. – Девушка подняла на него лучистые голубые глаза и Дубровский понял, что погиб. Странное щемящее чувство поселилось в сердце и что-то подсказывало Ивану, что так просто его оттуда не вырубить. Странность заключалась в том, что ему и не хотелось пытаться.
А потом случилось еще кое-что. Варенька улыбнулась. И Иван Фёдорович решил, что погиб окончательно. Такой улыбки он при дворе не встречал, а пожалуй, и никогда не встречал. Искренней, открытой, доброй и одновременно насмешливой. Кажется будешь лежать при смерти, а улыбнется барышня вот так и сразу рана затянется. Камергер просто не мог не улыбнуться в ответ, так они и стояли, сияя друг другу улыбками пока слуга не подошел.
-Очень с-скудный, привык действовать в открытую. – Сказал Дубровский и усмехнулся. Больше ничего не добавил, позволив девушке самой решать хорошо это или плохо иметь столько скромный опыт в похищение барышень.
Варя медлила, смотрела на протянутую руку, потом вновь оглянулась назад, Иван Фёдорович уже было решил, что она ему откажет, но длинные пальцы барышни все же коснулись его рукава, движение было такое легкое, что сквозь одежду камергер просто не мог его почувствовать. Впервые Дубровский пожалел, что на дворе зима.
Они медленно шли по аллее на виду у всех собравшихся. Под ногами был лед припорошенный снегом, поэтому ступать приходилось аккуратно, чтобы не упасть навзничь.
-Вы чувствуете с-себя не уютно, Варвара Павловна?
Ивану казалось, что он ощущает в девушке некую нервозность, связанную то ли с его обществом, то ли с ситуацией в целом. Не каждый день выпадает честь попасть ко двору и быть представленной Августейшей семье. То что для Дубровского является нормой жизни для Варвары Павловны может казаться умопомрачительным приключением. Ответа на свой вопрос поручик не ждет, поэтому только на секунду задумывается, когда собеседница спрашивает про его службу при дворе.
-После того, как Мустафа-хан п-подписал мирный д-договор. – Задумчиво ответил Дубровский. – Простите, с-сударыня, это все в-воспоминания. – Быстро поправился камергер, заикаясь больше обычного. – Я поступил на с-службу к Константину Павловичу в 1806 г-году.
Варе даже было отчасти интересно, как отреагирует на внезапное письмо от Дубровского отец. Тот любил обеих своих дочек самозабвенно и беспрекословно, однако какого родителя не удивит такой интерес к его дочери. К тому же, Варваре было весьма лестно, что Иван Фёдорович знает её отца. Тот был не первым человеком в Петербурге, но в армии выслужился достаточно, чтобы его имя было хотя бы на слуху. Безусловно, Иван Фёдорович был человек военный, это было видно по его выправке, да и на сколько знала по рассказам Варя, Цесаревич приближал к себе исключительно людей, связанных с военным делом. Однако армия России велика и обширна, вполне могло случиться, что Дубровский даже краем уха не слышал о генерал-лейтенанте Ушакове. И конечно мужчина был прав во всех своих догадках.
- Вы просто постарайтесь не заболеть, - снова улыбнулась Варя. - А апельсин я Вам и так пришлю, если будет угодно. - Поведение её, слова не были совсем похожи на то, как принято общаться между мужчиной и женщиной. Варенька была удивительно открыта и проста в обращении. Конечно, она подумала о том, что это будет несколько неприлично - написать первой. Да и к тому же отослать небольшой подарок. Даже совсем неприлично, если речь идёт о неком молодом человеке. Но пока девушка находила их знакомство и разговор весьма невинной забавой. С такой непосредственностью разговаривают маленькие девочки с гостями отца, не понимая, что быть может где-то во взрослом мире - это важный человек с большими связями, но сейчас это простой большой усатый мужчина, пахнущий табаком и кислым вином, который приехал, чтобы подарить ей куклу.
Ответ Ивана Фёдоровича, конечно же, девушку не удовлетворил. Слышалась в нём какая-то недосказанность. Впрочем Варя попусту не стала себя расстраивать и додумывать какие-то страшные вещи про похищение каких-то несуществующих девиц. Но глядя на красивые цвета ореха глаза своего собеседника, на его очаровательную улыбку, Варенька думала, что эта улыбка похитила немало сердец. Но приказать не сжиматься болезненно своему, при виде этой улыбки и этих глаз, девушка не могла.
Варя услышала вопрос мужчины, но пока не стала отвечать, ей было необходимо время на то, чтобы обдумать ответ. Пока же они заговорили про службу Ивана Фёдоровича.
- Вы были на войне... - Выдохнула Варя, глядя на мужчину большими удивлёнными глазами. Заикание его, которое при нахлынувших воспоминаниях усилилось, показалось ей чрезвычайно милым. Так что она не удержалась от совершенно неподходящей улыбки. Варвара быстро побольнее закусила губу, чтобы перестать улыбаться. Война - это совершенно невеселые вещи. Ей ужасно хотелось расспросить про Персию, про янычар и хана... Но Варя понимала, что скорее всего её собеседнику это принесёт лишь одно неудовольствие. Потому девушка продолжила расспрашивать о придворных делах. - Я слышала, что у Цесаревича сложный характер, - понизив голос, произнесла девушка. - Как Вы справляетесь? - Конечно, вопрос её был не из разряда "о погоде". Оставалось надеяться, что Дубровский её правильно поймёт.
Одновременно Варя задумалась, как объяснить Ивану Фёдоровичу те чувства, которые ею обуревают, что он принял за нервозность. Как объяснить вольному человеку, что такое, когда ты порядка десяти лет живешь в закрытом от всех мире. Здесь свои правила, свои переживания и чаяния. Варвара никогда и ничего не видела дальше Смольного. Воспоминания детства уже были довольно блеклы, а в большой свет Смолянки выходили крайне редко, и то это было огромным событием, вот как сейчас например. И что главной мечтой Вари было получение долгожданного Шифра, и что главным страхом - получить дурную оценку за урок или поведение. И что Варя, пожалуй, никогда так близко не общалась с мужчиной практически наедине, и хоть их муштровали в правилах этикета, но всё равно тушевалась рядом с таким статным и красивым мужчиной... Что Иван Фёдорович чувствовал себя здесь как рыба в воде, а Варя, как случайный гость.
- Я хочу попросить прощения, если я заставила Вас думать, что Вы - плохая компания, просто будь тут вместо Юлии Фёдоровны моя классная дама, то за разговор с Вами, я бы уже давно опустилась в таблице поведения к самым непослушным ученицам. - Улыбнулась Варвара чуть-чуть, чувствуя какую-то неловкость, за то что ей приходится оправдываться в том, что она пока не принадлежит этому миру. - И тогда... - А что тогда, мадемуазель Ушакова договорить не успела. Увлекшись своими мыслями и словами, барышня перестала следить за дорогой, позабыв, что ступать по льду необходимо очень аккуратно. Каблучок ботинок предательски скользнул по заснеженному покрову, и Варя, чувствуя, что теряет равновесие, с возгласом "Ой!", вцепилась в руку своего кавалера, чтобы не упасть.
Дубровский по-мальчишески блеснул улыбкой, удивляясь как случилось так, что снежком в него угодила барышня, которая была столько не похожа на всех его знакомых дам. Она была открытой, честной и невероятно милой, не пыталась кокетничать с ним. Поручику казалось, что все что говорит Варенька идет от самого сердца и он бы очень удивился, если бы оказалось, что это не так.
Все придворные дамы прекрасно были осведомлены о репутации Ивана Фёдоровича, ничего предосудительного он, конечно, не делал, все же камергер Его Высочества, это накладывает нешуточные обязательства. Жен у мужей не уводил, на дуэлях ревнивых супругов не убивал, но в коридорах дворца и среди слуг поговаривали, что очень часто видят у покоев Дубровского дам, при чем разных. На эти сплетни Иван никак не реагировал, пусть себе судачат, что ему с того. Константин Павлович относился к подобным приключениям снисходительно, сам был таков. Что же касается Его Императорского Величества, то разговоры про его амурные приключения ходили, наверное, даже в далекой Сибири.
Варвара Павловна была же из другого мира, молодая восторженная девушка, которая попала на первый в своей жизни прием. Все ей здесь ново и незнакомо, необычно и радостно. Но, что было весьма кстати, головы она не теряла и не флиртовала направо и налево в желание найти себе мужа.
Дубровский на секунду нахмурился своим мыслям, его матушка уже не первый год твердила ему о женитьбе, при любом удобном случае писала в письме, что очередной сосед женился, а он все холостяк. Что не повидать ей на своем веку внуков и тому подобное, а стоило Ивану Фёдоровичу появиться на пороге отчего дома, так сразу начинались слезы и стенания. Мол, он мать в могилу сведет так и не найдя себе невесту. Конечно, все эти разговоры Ване были совсем не по душе, о свадьбе он и не подумывал, если честно его более чем устраивало настоящее положение дел. Он был молод, недурен собой, богат и женой не обременен. Идеальные составляющие хорошей жизни. Но камергер, как хороший сын, каждый раз убеждал матушку, что подумает над ее желанием и подыщет себе невесту. А невесты об этом конечно же знали. Поэтому стоило Дубровскому появиться на каком-либо балу или хоть в литературном салоне, то сразу около него выстраивался косяк дам, чьим дочерям пришла пора выходить замуж.
Из-за такого положения вещей Иван Фёдорович иногда всерьез думал жениться. Чтобы не надоедали матушки и не кокетничали барышни.
-Кажется, это кавалер д-должен делать подобные жесты. – Усмехнулся поручик про апельсины. Ему нравилась непосредственной девушки, ее легкость. В груди приятно разливалось тепло, когда она смотрела на него своими голубыми, так похожими на льдинки, глазами.
Дубровский подумал, что на такой девушке мог бы жениться, не в угоду сердцу материнскому и не для того, чтобы от него отстали, а для души.
Стоило ему упомянуть Мустафа-хана, как без того большие глаза девушки округлились в удивлении, она улыбнулась, а потом тут же закусила губу, чуть ли не до крови.
-Был. – Подтвердил Иван Фёдорович. Воспоминания о войне не были ему неприятны, скорее тягостны. Но Варя словно поняла его и не стала расспрашивать дальше, вместо этого она спросила про Цесаревича. Девушка понизила голос, Ивану казалось, что она вот-вот начнет озираться по сторонам, что было чрезвычайно мило.
- Да, Константин Павлович человек переменчивый. – Уклончиво ответил камергер, он давно привык отвечать на подобные вопросы куда более значимым людям в государстве. Вопрос барышни ребром стоял н границе этикета, но был задан с такой добродушной простотой, что Дубровский просто не мог ни ответить.
Он доверительно наклонился к девушке чуть ближе, на лице у мужчины была улыбка, которую он безуспешно старался скрыть.
- С п-переменным успехом. – Тихим голосом произнес камергер и все же широко улыбнулся.
Впрочем барышня отлично его поняла и к удивлению Ивана все же ответила на его вопрос.
-Не стоит. Ни в коем с-случае не хотел бы лишать Вас будущего.
Увы, разговору не суждено было продолжиться, потому что в следующую секунду девушка оступилась на льду и схватилась за руку Ивана Фёдоровича, но суждено было так случиться, что и сам камергер ступил на нетвердую почву, а точнее на лед. Нога его поехала и они вместе с Варварой Павловной завалились в снег.
Хорошим в этом было только то, что Дубровский упал навзничь, а девушка приземлилась аккуратно ему на грудь.
-Целы? – Спросил поручик, поднимая голову и встречаясь с девушкой глазами. Лица их оказались в непосредственной близости, что Иван мог различить снежинки, которые запутались в волосах Варвары Павловны.
Отредактировано Иван Дубровский (2016-12-04 22:52:11)
Честно говоря, Варе было бы интересно послушать и про войну, и про Константина Павловича и вообще, про всё! Девушка впервые прикоснулась к большому миру, до неё только-только начало доходить, что существует что-то кроме стен института. Она будто бы приподнялась на цыпочках, чтобы заглянуть за высокую стену, коей её укрывали. И то, что она там увидела, лишь краем глаза, уже ей чрезвычайно понравилось. Хотелось видеть ещё и ещё, прикоснуться к прекрасному, ступить за эту стену...
Но всё это было лишь нечаянной радостью. И хотя Варвара искренне надеялась, что в скором будущем она сможет попасть за эту непроницаемую стену, откуда до них доходят лишь отзвуки слухов, всё это было вилами по воде писано. Однако Дубровский стал для Вари эдаким лучиком света, хотя девушка и сама того не до конца осознала.
И конечно, Иван Фёдорович просто не мог удовлетворить Варварино любопытство в полной мере. Тогда ему пришлось, пожалуй, рассказывать день и ночь только об одном Цесаревиче и всём дворе. В ответе на свои неловкие извинения, Ушаковой послышалось то ли сожаление, то ли насмешка... Но девушка не успела этого понять и подумать, как следует. В следующие мгновение они с её кавалером уже были на снегу. Причём Ивану Фёдоровичу, судя по всему, досталось гораздо больше. Варя была почти уверена, что слышала хруст.
- Простите! - Воскликнула барышня, одновременно с вопросом Дубровского, тоже поднимая голову и оказываясь нос к носу с мужчиной. Сначала Варя ужасно смутилась, щёки её вновь полыхнули румянцем, но она тут же улыбнулась всей этой неловкости ситуации. - Вы там ничего не сломали? - На лице её мелькнуло беспокойство. - Я сегодня ужасно неловкая. - Варя поспешила встать со своего кавалера, при этом, конечно же, порядочно отдавив ему ноги (хорошо, если только ноги) своими острыми коленями. Встав, девушка хотела было подать камергеру руку, но решила, что это уж будет совсем уничижением достоинства мужчины, потому принялась отряхивать своё пальто, которое снова было всё в снегу. Тонкие пальцы при этом быстро замёрзли и покраснели.
- Извините... - Снова произнесла Варя, когда мужчина уже оказался на ногах. Ей было даже сложно представить, сколько всяких хлопот она ему доставила. Будет даже странно, если после всех этих контактов со снегом, Иван Фёдорович и правда не приболеет.
- Варвара Павловна! - Послышался звучный голос, со стороны основной компании гулявших. Голос maman перепутать с кем-либо было невозможно. В глазах Варя застыло беспокойство. Собственно, вот и окончилось её нечаянное прибывания при Высочайшем дворе. Девушка повернулась к Дубровскому, заглянула в глаза. Уходить ужасно не хотелось. Она присела в книксене.
- До свидания, Иван Фёдорович... - Девушка протянула руку, коснулась руки мужчины, чуть сжав её. - Была очень рада знакомству... - Казалось, что она хотела сказать что-то ещё, недосказанность так и повисла в воздухе. Но Варя лишь ещё раз взглянула на камергера Цесаревича, стараясь в мельчайших деталях запомнить его лицо. Девушка отняла руку, развернулась и побежала, подбирая юбки к своим товаркам. Настало время возвращаться в холодные стены Института.
Камергер лежал на спине в сугробе, которые выросли в двух сторон он дороги, в правом боку было неприятно, но он не обращал на это никакого внимания. Все внимание Ивана Фёдоровича было занято барышней, которая не слишком изящно приземлилась на него и теперь лежала на его груди, а ноги поручика при этом запутались в ее юбке, поэтому мужчина лишался всякой возможности подняться и подать мадемуазель Ушаковой руку. Но с другой стороны он был совсем не против такому положению вещей, даже не смотря на тот факт, что теперь за его воротником оказалось в разы больше снега, чем в прошлый раз.
Иван не мог отвести от Варвары Павловны карих глаза и перестать широко улыбаться тоже не мог, не зависимо от всех неудобств, причиняемых ему данным положением. Варя подняла голову и в свою очередь извинилась, одновременно с вопросом камергера , чем вызвала у последнего еще одну быструю улыбку.
Обездвиженный Иван Фёдорович только и мог, что любоваться румянцем девушки, который снова залил ее щеки. Впрочем, она тут же улыбнулась и учтиво спросила о самочувствии поручика.
-Все в п-порядке. Н-Не б-беспокойтесь. – Поспешил заверить ее мужчина, заикаясь сильнее обычного от волнительной близости барышни. Хотя казалось бы имя Дубровского часто произносили в салонах в виде порицания слишком беспечного холостяка, что сам Иван Фёдорович считал всего лишь пересудами да злыми высказываниями матрон, дочерьми которых он не был заинтересован. А таких было не мало. Но в любом случае со своим послужным списком Дубровский не должен был ощущать подобную неловкость от присутствия, пусть и такого близкого, совсем юной ученицы Смольного.
Близость Варвары Павловны действовала на камергера точно так же, как когда он юношей встречал свою первую любовь. Сердце начинало быстро биться в груди, ударяясь о грудную клетку, дыхание же наоборот замедлялось, а во рту пересыхало. Иван Фёдорович облизнул губы, за которые тут же схватился мороз, покалывая их, жалея о том, что мгновение невозможно было остановить, как бы ему этого не хотелось. Ведь секунду назад он смотрел девушке в глаза, а уже в другую морщился, когда Варенька, пытаясь подняться своими острыми коленками упиралась ему в ноги. Не смотря на боль, это показалось Дубровскому даже милым. Печалило только то, что он никак не мог помощь даме, пришлось ждать пока она встанет и только тогда подняться самому. Плащ его был весь в снегу, треуголка упала при падении и Ване пришлось наклониться за ней. Делая это он снова почувствовал неприятные ощущение в правом боку, наверное ему все же придется обратиться к медикусу. Но сейчас это волновало мужчину меньше всего на свете.
-Не стоит. – Улыбнулся камергер, держа в левой руке свою шляпу, а правую протянул к воротнику девушки, аккуратно стряхивая с него снег. Лишь уже сделав это, он негромко произнес: - Позвольте, я вам п-помогу.
Иван Фёдорович был так сосредоточен, что запнулся только на последнем слове. На мгновение он пожалел, что они находятся в дворцовом саду, что кругом полно людей, потому что только это останавливало поручика, чтобы не наклониться и не коснуться своими губами Вареных теплых губ.
Окрик заставил их обоих вздрогнуть, а Дубровского еще и убрать руку. Девушка обернулась на голос и тут же стала нервничать, она обернулась на Ивана Фёдоровича и в глазах у нее было беспокойство. Он ободряюще улыбнулся девушке, она сделала книксен, а камергер в ответ поклонился. Пришло время для прощания.
Варя протянула руку и ее замерзшие пальчики коснулись его теплой теперь ладони, чуть сжав ее. Пальцы Дубровского скользнули по запястью девушки в ласкательном движении, со стороны ничего не было заметно, но ему показалось, что пульс у Вареньки стал биться чаще.
Девушка не отдернула руку и ничего не сказала, что давало Ивану своего рода надежду. Она смотрела на него долгим взглядом и он отвечал ей тем же.
-До встречи, Варвара Павловна. – Отозвался камергер и голос его звучал очень глухо.
Он больше ничего не добавил, повисла пауза, мужчина улыбнулся уголками рта и позволил Варе отнять свою руку. Она подобрала юбки и побежала к остальным девушкам, которые во главе с Юлией Фёдоровной, судя по всему, уже ждали ее на дорожке, а Дубровский остался стоять на месте, смотря Варе вслед, пока она со стайкой девушек скрылась из его поля зрения.
Отредактировано Иван Дубровский (2016-12-06 10:46:52)
Вы здесь » War & Peace: Witnesses to Glory » Россия » [7.01.1808] Зима похожа на разлуку
